- Расскажите, откуда, - вежливо попросил посетитель. Торговец перевёл взгляд с райнара на гитару и улыбнулся в бороду:
- О, это поистине долгая и странная история, господин. Но если тебе угодно её знать… - Боттэгайо сдул пылинку со старинной масляной лампы и принялся декламировать нараспев:
Была безумная пора…
Белела ночь, и шла игра
На жизнь и на свободу.
Кто ставил мельче, кто крупней,
Кто отправлялся в мир теней,
А кто крапил колоду…
Это к делу не относится, - спохватился имперец, кашлянув. – Однако мудрец Хаюм, чьё имя почитаемо в дальних краях, некогда изрёк, что оставить от рассказа лишь суть – всё равно что оставить от розы только стебель. Так или иначе, когда жестоким землям юга ещё был ведом покой, и на одеждах бывших там путников оставалась лишь пыль дорог, но не кровь, ясноокая дочь тех краёв похитила сердце юноши-музыканта с северо-запада.
Боттэгайо поставил лампу на полку, снова посмотрел на странную гитару. Райнар попался терпеливый и слушал не перебивая. Торговец задумчиво продолжил:
- Не желая, в свою очередь, просто похитить саму луноликую красавицу, путник принялся добиваться её расположения серенадами, но та была глуха к дивным звукам. И когда древо его тоски породило плоды отчаяния, к нему явился дух – из тех, кого лишь глупец может звать добрыми или злыми.
Имперец покачал головой, видимо, осуждая абстрактного глупца, и скрылся где-то между соседними полками, откуда снова донёсся его голос:
- За не известную мне цену дух заклял гитару юноши, дав зарок, что перезвон струн – с той поры их и стало семь, а не шесть – проникнет в сердце равнодушной красавицы. Так, по воле небес, и случилось, только с духами влюблённым в клятвах не тягаться – вместо того, чтобы в очередной раз красноречиво поведать южанке о чувствах юноши, струны и впрямь проникли в сердце девы и нежным голосом этой юной красавицы пропели чужеземцу, что та о нём думает, - старик показался из-за полок. - Судя по тому, что одинокий юноша в пыльных одеждах даром всучил гитару мне в неделе пути от южных селений, история имела печальный финал.
Струны эхом звякнули. Боттэгайо вернулся к прилавку с чем-то неопределённым на вид, завёрнутым в тёмную ткань:
- Гитар у меня всего две, господин – с историей и без. Если хочешь, взгляни на эту.
(стихи (с) Александр Царовцев)
Отредактировано Боттэгайо (2008-09-02 23:34:02)